Латвийскую реформу, по которой через пару лет образование в средних школах нацменьшинств планируется полностью перевести на латышский язык, критикуют не только на уличных шествиях, митингах, в публикациях и новостных телесюжетах. Тема привлекла и автора фильма «Возвращение Черного Карлиса», журналиста Андрея Яковлева.
— Вы сняли документальный фильм «Возвращение Черного Карлиса», посвященный проблеме латвийских национальных меньшинств. Какую цель Вы ставили перед собой, работая над этой лентой?
— Цель очевидна: рассказать о проблеме фактической ликвидации школьного образования на русском языке, что в перспективе ведет к ассимиляции русской общины и маргинализации ее представителей.
В фильме я хотел выразить свое отношение к проблеме, рассказать о тех, кто сопротивляется искусственной и насильственной латышизации русских школ. Как журналист, я должен был представить разные точки зрения. Думаю, что сделал это достаточно корректно, и в то же время убедительно высказал свою позицию.
Я попытался рассказать о проблеме и истории вопроса не только латвийскому зрителю, у которого есть свое понимание ситуации. Для меня также важно было объяснить происходящее в нашей стране жителям других стран.
Надеюсь, что в скором времени удастся подготовить англоязычную версию фильма, где европейский зритель сможет не только понять ситуацию через призму цифр и фактов, которые приводят правозащитники в своих статьях и докладах, но также ощутить и увидеть ее глазами живущих в Латвии русских.
Права на показ фильма приобрел и уже показал его Первый Балтийский канал. Лента заявлена для участия в международном фестивале документальных фильмов «Евразия.DOC», который пройдет в начале октября в Минске. Она включена в конкурсную программу.
— Как долго шла работа над фильмом? Да и вообще, сложно ли было над ним работать?
— На фильм ушло примерно три месяца, во время которых мне и кроме него было чем заниматься. При том, что в целом я был в теме, надо было определиться с героями, понять, когда будут происходить относящиеся к этой горячей теме события, не пропустить что-то действительно важное, интересное.
Материала, конечно, было снято больше, чем вошло в фильм. Надо было все отсмотреть, осмыслить сделанное, что-то доснять. В общем, ничего необычного.
В итоге получился фильм длительностью 39 минут. Правда, для показа на Первом Балтийском канале его пришлось сокращать до 26 минут: «резать по живому», чтобы вписаться в формат. Некоторые эпизоды надо было просто удалить.
— По каким критериям Вы подбирали героев фильма?
— Героями стали активные борцы за сохранение русских школ. Это молодые образованные люди, знающие и латышский язык, и историю Латвии, и историю своего — русского — народа, России.
Знакомя с ними, я даю понять зрителю, что русские в Латвии — это традиционное в европейском понимании национальное меньшинство, и притом крупное, чей язык почему-то объявлен иностранным, что государственный латышский они знают — с этим нет никаких проблем.
Русские в Латвии появились не в советское время, если даже мы начнем обсуждать «концепцию оккупации», положенную в основу существования нынешнего Латвийского государства. Например, героиня фильма Евгения Крюкова — из старообрядцев, как и Дмитрий Шандыбин, 12 поколений предков которого нигде, кроме Латвии, не рождались. И русские школы, которые призвана уничтожить реформа [министра образования и науки Карлиса] Шадурскиса, существовали на этой территории более 200 лет, еще при Екатерине II.
На мой взгляд, проблема понимания ситуации в Латвии для жителей Западной Европы и, возможно, стран СНГ заключается в том, что у людей сформировался стереотип, будто русские плохо чувствуют себя из-за того, что не знают государственного языка. Это, конечно, не так.
И уж коли сегодня русские — это коренное национальное меньшинство, а Латвия — страна Евросоюза, то для них должны быть созданы условия, позволяющие сберечь свою национальную идентичность, в том числе при сохранении школьного образования на родном языке, как это было, кстати, в Первой республике при создании Латвийского государства.
Обучение русских ребят на родном языке никак не угрожает языку латышскому. Количество русскоязычных жителей по сравнению с латышами сокращается быстрее. Сфера русского языка скукоживается, и я не считаю, что это нужно делать насильственно и искусственно.
Привожу в фильме и мнение человека, полагающего, что русские не знают и не хотят учить латышский язык, потому что «все еще считают Латвию своей оккупированной территорией».
— Вы думаете, что подобные высказывания отражают мнение большинства латышей? Или это все же радикальный взгляд?
— Мне трудно судить о распространенности именно таких взглядов, не имея на руках данных соответствующих опросов. Но то, что последние 25 лет постоянно звучала тема «оккупации», тема русских как носителей каких-то отрицательных качеств, России как чего-то отсталого и угрожающего, несомненно, дало эффект.
Целенаправленная пропаганда, особенно если противоположные аргументы не звучат столь же системно, всегда приносит плоды.
Мне кажется, что сейчас выросло поколение, которое воспринимает русских Латвии как чужаков, как мигрантов. И если латыши старшего поколения, выросшие в Советском Союзе, еще помнят, что и как было на самом деле, то у современной латышской молодежи, похоже, уже иное мировосприятие. Понятие «дружба народов», которое нам прививалось с детства, сейчас не очень в моде.
Если мы говорим об интеграции, то в латышской среде она воспринимается как ассимиляция русских, хотя всем известно, что интеграция — это движение навстречу. Кроме этого, в латышском обществе, у латышских партий сформировался консенсус по поводу обучения в школах. Для них учеба только на латышском языке — это нормально, а стремление русских к получению образования на родном языке воспринимается как безосновательные претензии.
Кстати, во времена так называемой «советской русификации» невозможно было представить, чтобы в латышской школе латышский учитель что-то преподавал латышскому ребенку на неродном языке.
А вот русскому учили хорошо, что, конечно, давало возможность в дальнейшем делать карьеру.
Ликвидация русских школ неизбежно ведет к потере русской идентичности. Ведь для ее сохранения только уроков русского языка и литературы будет явно недостаточно.
Мы уже сейчас имеем поколение, которое ужасающе пишет на русском языке, и я не говорю о каких-то мелких синтаксических ошибках. Многие выпускники школ уже не могут работать со словом, с текстом. И таких людей будет все больше.
Безусловно, есть и останутся отдельные личности, грамотно пишущие и говорящие на русском, но на массовом уровне знание русского языка в Латвии будет только снижаться.
Получается, что русские должны платить налоги и молчать в тряпочку. А если они этого не делают, их можно обвинять в нелояльности. Со стороны латышской элиты продолжаются попытки переформатирования сознания русских Латвии, а активную часть русского сообщества ждет упорная борьба за сохранение как своей идентичности, так и традиций своей школы.